Рассказы Niro → ЗВЕЗДА И СМЕРТЬ ХОАКИНА МУРЬЕТЫ (рок-опера в стиле киберпанк)

ЗВЕЗДА И СМЕРТЬ ХОАКИНА МУРЬЕТЫ
(рок-опера в стиле киберпанк)

   Кругом была вода. Много теплой мутной воды, которая плескалась вокруг головы, плотно обжимала живот и грудь, заставляла руки и ноги периодически всплывать к той стенке, что закрывала мир сверху. Дышать было невозможно – но и не хотелось. Просто в этом не было потребности, так как знания о дыхании еще были недоступны. Периодически что-то встряхивало окружающий мир – что-то далекое, не страшное. Тогда становились ощутимыми и стенки, закрывающие мир со всех сторон – они были твердыми, но одновременно четко определялась их хрупкость, они были тонкими, как мыльный пузырь.

   Совершенно не хотелось ни есть, ни пить. Вода, в которой находилось существо, ощущающее мир, удовлетворяла все потребности. Казалось, покою не будет конца…
   «POWER».
   Пришла мысль… Странное состояние. До этого он никогда не думал, а сейчас вдруг испытал в этом потребность. И к нему пришла мысль. Он не понимал, какая, не понимал, зачем. Где-то внутри него, не там, где вода, что-то шевельнулось; приятное ощущение. В большой голове зародилось нечто разумное, толкающее наружу, за стенки.
   «UPDATE SUCCESS...»
   Вдоль спины, где при касании стенок определялись какие-то острые выступы (позвонки?), пробежала волна покалываний и парестезий («Э, да и не нужный по причине отсутствия побуждений. непрерывными, где-то прямо над головой есть выход, до этого момента невидимыто что еще за слово?..») Он (оно?) понял (поняло?..), что стенки не являются непрерывными, где-то прямо над головой есть выход, до этого момента невидимый, да и не нужный по причине отсутствия побуждений. И вот сейчас захотелось увидеть выход, увидеть провал в стенках (или нечто в виде закрытой воронки?). Там, за сфинктером, другой мир (что это такое?) Насколько обоснованно желание сменить теплое мокрое убежище на то, что откроется за стенками? Нет ответа.
   «ENTER LOGIN...»
   Толчок. Это стенка, внезапно приблизившись к нему справа, пихнула в плечо. Раньше такого не было. Толчок повторился – на этот раз слева.
   «ENTER PASSWORD...»
   Мир менялся. В его убежище не было свободного места, поэтому волны по воде расходиться просто не должны, но… Внезапно появилось новое (пятое, шестое, седьмое?...) чувство, которым он уловил колебания, пронизывающие окружающую среду. В голове словно включился компас, который с максимальной точностью определил направление, по которому воду пронзали невидимые импульсы.
   «STARTING PROCESS...»
   Захотелось повернуться – увидеть то, что над головой. ВЫХОД. Но подвешенное в воде тело не могло дотянуться ни до одной из стенок, волновые колебания среды удерживали существо точно в центре. Маленькие руки и ноги (голова-то большая!..) не могли справиться с этой сложной задачей. Толчки стали заметнее; злее, что ли. Один из ударов изменил положение существа в пространстве, воронка оказалась прямо перед (глазами?.. Вот эти штуки на голове – глаза?!)
   Тут же захотелось отвернуться, не видеть того места, той горловины, которая вот-вот хотела распахнуться. И вдруг толчки прекратились…
   «PLEASE WAIT...»
   В середину живота что-то кольнуло, потом еще и еще раз; интенсивность нарастала. Не видя ничего, существо знало, что где-то там сейчас обрывается нить спокойной жизни. На мгновение стало темно, потом перед глазами вновь расплывчато заблестела воронка. Это оно (она?..) МОРГНУЛО. И уже не могло прекратить это делать.
   К отлаженной неизменной картине добавились три момента: хотелось смотреть, дышать и избавиться от молний, методично штурмующих живот (пупок?..)
   И как только осознание этих новых ощущений пронизало существо сверху донизу, раздался мощный удар откуда-то сзади, от ног; что-то толкнуло под (…? Как называется?!) Внезапно в память извне ворвалось понимание: «Жидкости несжимаемы». Как только давление на тело выросло до критической величины и готово было запихать глаза внутрь мягкой, податливой головы, случилось событие, моментально разрушившее все прежние стереотипы. Воронка стала раскрываться, выпуская жидкость наружу.
   Страх охватил существо.
   «GENERATING SCRIPT...»
   Зев воронки не обещал ничего хорошего. Уровень воды тем временем значительно уменьшился. Еще один толчок подтолкнул его голову к сфинктеру воронки; мягкие, но цепкие объятия удержали, не дали вырваться.
   Проваливаясь в воронку, существо чувствовало, как за ним тянется что-то длинное, извивающееся, рвущее живот. Голову сплющило, вытянуло по ходу воронки, оказавшейся на самом деле входом в трубу со скользкими розовыми стенками. Стало больно, шею выгнуло кзади (больно?.. больно!!!)
   «ERROR. SORRY, RELOADING. STRUCTURE RECOVERED».
   Новые толчки и объятия трубы неуклонно влекли за собой. Что-то новое, доселе неведомое, вырисовывалось у выхода. Это «что-то» называлось «Свет», и оно (он?.. она?..) это знало.
   «RANDOM GENERATOR INACTIVATED».
   Зажмуриться не успел. Последняя молния ударила в живот и утонула в нем, не причинив вреда. Все сразу стало ясно.
   БОЛЬ. ДЫХАНИЕ. МЫСЛИ. ПУПОВИНА (вот!). ВЗГЛЯД. ПОВОРОТ ГОЛОВЫ, НАКЛОН.
   ПОЛНЫЙ РОТ СЛЮНЫ.
   РВОТА.
   «WELCOME!»
   Это был ребенок. Без возраста, без пола, без имени. Ничьи руки не приняли его в свои объятия; полотенце не обтерло его; никто не шлепнул по попе, чтобы услышать…
   Ребенок открыл рот, из угла которого стекала струйка желчи, и густым мужским голосом произнес:
   - Procedure begin...
   И на непослушных еще ногах сделал несколько шагов навстречу своей смерти. Но до нее еще надо было дойти…

****************


   «СТАНДАРТНАЯ ПРОЦЕДУРА ВХОДА. ЗАПИСЬ КОНТРОЛЬНЫХ ТОЧЕК КАЖДЫЕ ДЕСЯТЬ МИНУТ».
   Ему приказали выкопать эту яму. Он не знал, кто; он никогда его не видел – того, кто раздают указания и проверяет их выполнение. Приказ созрел в Его голове будто бы сам собой. Внезапно появилась огромная черноземная пустошь, бескрайняя и безжизненная на первый взгляд; Он стоял где-то там, где должна была быть середина этого мира, и смотрел себе под ноги, немного погрузившиеся в мягкую, почти бархатистую почву. Рядом с Его правой ступней в землю был вбит маленький колышек с красным флажком; ветра здесь не было, флажок висел неподвижно и не был похож сам на себя, словно яркий шнурок.
   Ковырнув ногой землю, Он присел на корточки и дотронулся до черных комочков руками, пропустил их сквозь пальцы. Тихое шуршание сопровождало эту процедуру («Знакомое слово…»). На душе было муторно; грусть подпирала горло вонзившейся стрелой.
   Ноги затекли. Он встал и увидел рядом с собой лопату, воткнутую в чернозем рядом с колышком. Обыкновенная лопата с затертым до блеска черенком; множество таких же рук ласкали его неоднократно, превратив в сверкающий столб. Он коснулся лопаты, не веря в ее реальность. Пальцы ощутили дерево; нашлись несколько щербинок. Где-то у основания виднелась наполовину сорванная этикетка.
   Он медленно протянул правую руку и крепко обхватил черенок. С усилием вытянув лопату и отряхнув с нее прилипшие жирные комья земли, Он придирчиво осмотрел лезвие. Оно было заточено, но не было новым – несколько хороших выемок, помнящих камни, о которые лопата спотыкалась давно и не очень, утвердили Его в мысли, что кто-то уже выполнял эту работу раньше.
   Незаметный порыв противно теплого ветерка колыхнул флажок, напомнив о том, что пора начинать. И в ту же секунду где-то далеко, там, где горизонт, заурчал кто-то большой и невидимый. Тревожный взгляд вдаль не дал ничего. Пару раз обернувшись вокруг, Он не увидел ничего и никого, способного издать подобный рокот.
   Лопата ударила в землю. Рокот стал приближаться.
   Первый ком земли отлетел в сторону и упал, развалившись на множество мелких в паре метров от колышка, в той стороне, откуда надвигался звук. Работа закипела.
   Еще одна лопата. Еще одна. Десятая. Сотая.
   Расстояние сокращается, но очень медленно. Это можно определить по тому, что мощность звука еле заметно усиливается, в нем уже можно различить тоны разных высот; кучка земли рядом с колышком неуклонно увеличивается. Хотелось бы быстрее, но это за пределами возможностей.
   Он вспоминал свое рождение, размахивая лопатой в пустыне. Вспоминал, как неизвестная мать исторгла из себя тело, покрытое слизью; как выстрелил в глаза свет; как сам собой открылся для первых слов рот. Пот покрывал Его лоб, плечи, ложбинки между лопаток и над ключицами, заливал глаза и щеки. Клинок вонзался в землю, проникая в него полностью до основания черенка; ногами помогать не приходилось. Ком отваливался вбок и оказывался на лопате; бросок – капли пота летят с волос следом…
   В какой-то момент Он, наконец, убеждается в том, что яма углубляется быстрее, чем подступает звук. Это придало Ему уверенности. Движения стали более четкими, торопливости поубавилось. Формирующееся углубление напомнило Ему выплюнувшую его воронку; Он ухмыльнулся и рубанул лопатой точно в середину, словно мстя за свои жуткие роды.
   Звякнул первый камень.
   Настороженность мгновенно вернулась на прежнее место в голове. Приблизив клинок к глазам, Он разглядел новую зазубрину рядом со старыми, она отчетливо бросалась в глаза, словно укоряя в излишней расслабленности. Проведя пальцем по краю лезвия, Он убедился в реальности изъяна и посмотрел вниз, туда, где из пушистого чернозема торчал кусок гранита.
   Условия задачи изменились.
   Он присел в яме, края которой были уже на уровне поясницы, разглядывая неожиданно возникшее препятствие. Камень был еле виден; руками Он раскидал землю с его верхушки и с радостью убедился, что не все так плохо – камень был невелик, сил хватило выворотить его из ямы наружу и оттащить к основанию земляной пирамиды. Спрыгнул обратно и кончиком лезвия потыкал дно – осторожно, боясь повредить его. Ничего. Махнул сильнее, вонзаясь в чернозем.
   «Клац!»
   «ПЕРЕПОЛНЕНИЕ БУФЕРА. ВОЗМОЖЕН ВНУТРЕННИЙ КОНФЛИКТ. ИЗМЕНИТЕ УСЛОВИЕ ВХОДА…»
   Через примерно полчаса на поверхности земли лежали уже шесть огромных гранитных валунов, по десять – пятнадцать килограммов каждый. Сил заметно поубавилось, из-под ногтей сочилась кровь. Лопата постепенно становилась не нужна – она просто не пролезала между камнями. Работать приходилось в основном руками.
   На некоторое время Он перестал замечать шум вокруг себя, сосредоточившись на своем труде. Ворочание камней поглотило его, стало смыслом жизни на короткий промежуток времени. Глыбы были с острыми гранями, примерно одного размера. Казалось, что кто-то специально сделал их для Него; камни не мельчали, не уходили в сторону.
   Один раз он не удержал камень в руках и уронил его вниз с бруствера. Импульс боли, начавшись от большого пальца левой стопы, ударил сквозь всю ногу в поясницу, заставив закричать.
   «СБОЙ СТАНДАРТНОЙ ПРОЦЕДУРЫ ВХОДА. ПОВТОР ОТ КОНТРОЛЬНОЙ ТОЧКИ. УДАЛЕНИЕ ОШИБОЧНЫХ ФРАГМЕНТОВ…»
   И от этого крика гранитная глыба сама шевельнулась у его ноги, которую он так и не смог отдернуть, аккуратно поднялась в воздух и, перевалив через край ямы, отправилась к своим собратьям. Крик замер сам собой…
   «ПРОЦЕДУРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ОТЛАДЧИК ФУНКЦИОНИРУЕТ ИСПРАВНО…»
   Он попробовал так поступать с другими камнями, но сколько не кричи на гранитные куски, они не двигались с места – все-таки приходилось руками вытаскивать их из грунта и тащить наверх. Одно было хорошо – с каждым извлеченным камнем яма углублялась настолько, насколько можно было это сделать, отбросив пять-шесть лопат. Скоро Он ушел в землю по плечи.
   На этом этапе организм просто завопил об отдыхе. Подцепив кончиками пальцев очередную глыбу, Он поставил ее на одно из ребер, превратив в некое подобие сиденья и опустился на него. Ныли руки, ноги, спина. На ручейки пота Он уже давно перестал обращать внимание, сконцентрировавшись на рокоте, приближающемся с завидным постоянством.
   Где-то наверху валялась ненужная лопата. Захотелось узнать, что же такое все-таки гудит и рокочет. Он встал, протянул руку к лопате и, уложив ее поперек ямы (могилы?...), подтянулся и выскочил наружу. Горизонт со всех сторон был чист…
   Не со всех. С той стороны, где был вбит исчезнувший куда-то флажок, оставив после себя маленькую дырочку в земле, приближалось некое пыльно-туманное облако, отхватившее приличный угол горизонта. Звук четко идентифицировался с этим облаком.
   На мгновение яма показалась спасительным убежищем. Вот для чего был отдан приказ выкопать ее – чтобы спрятаться в ней от надвигающегося кошмара.
   Нелогично. Неужели нельзя было просто попытаться за то же самое время просто уйти с дороги, которую прокладывало себе облако пыли, тумана и смерти?
   Груда камней подсказала ответ – «нельзя». Он здесь как данность, как условие задачи. Есть цель – укрыться в яме (окопе?!...). Выполняй. Сумеешь – останешься в живых. Не сумеешь – воронка выплюнет следующего, и уже он, не Ты, будет ворочать гранитные валуны, слушая приближающийся рокот облака-убийцы. Не по-человечески – но что поделать?
   На глаз оценить расстояние до того «нечто», что надвигалось на яму и на Него в яме, было сложно; в этом мире вообще трудно было понять что-либо.
   «Либо я вырою окоп, либо могилу».
   Эта мысль подстегнула Его. Забыв об усталости, вновь принялся ворочать камни, с завидным постоянством появляющиеся из земли, как грибы после дождя (это при условии, что Он понятия не имел ни о дожде, ни о грибах). Рокот приближался, облако приобретало все более четкие очертания, оставляя за собой дымный шлейф длиной в несколько километров. В очередной раз разогнувшись в яме, чтобы от плеча толкнуть глыбу наверх, он так и замер с ней на плече, забыв о ее весе.
   К нему приближалась «адская машина». Подобие комбайна, сенокосилки, бензопилы и танка в одном корпусе, размером с многоэтажный дом. За пылевым облаком не было видно, что служит опорой – колеса, гусеницы или, может быть, какие-нибудь механические ноги. Скорость машина развила приличную; в воздухе сверкали сотни, тысячи пил, кос, ножей, цепей и мечей. Один большой металлический самурай – и он мчался прямо на яму со стороны, на которой была насыпана куча земли вперемешку с гранитными валунами.
   Несколько пил гремели где-то у самой земли, периодически скрываясь в клубах пыли. Взглянув на самого себя, высовывающегося из ямы по плечи, Он хмыкнул, посмотрел под ноги и, швырнув камень обратно вниз, присел на него – потом посмотрел вверх, лишний раз убеждаясь, что от макушки до бруствера около полуметра. Оставалось только ждать, когда «танк» пройдет над его головой; конечно, существовала задача быть засыпанным землей, но это уже была другая история. Он выполнил условие – яма выкопана и скрыла его с головой от нашествия неведомой «адской машины».
   «ОБНАРУЖЕН УЗЕЛ ВЕТВЛЕНИЯ. НЕОБХОДИМ БЕЗУСЛОВНЫЙ ВЫБОР».
   Привалив лопату к стенке, Он принялся пальцами счищать с нее прилипшую землю, пытаясь сохранять спокойствие. Рокот (грохот!..) приближался, заложило уши, с краев ямы стала сыпаться земля – прямо на голову. С минуты на минуту ожидая появления над собой металлического чудовища, Он напрягся, сжал черноок лопаты до хруста пальцев (боялся потерять ее и не суметь потом откопать самого себя).
   И когда вдруг из земли на уровне его колен вынырнула изогнутая коса из нержавеющей стали, он понял свою ошибку. Яма не спасала – она определяла Границу.
   Коса свистнула и, поддев лопату и отшвырнув ее как щепку, отрубила ему ноги – Он увидел свои суставы, из которых хлестала кровь и синовия («Откуда я знаю все эти слова?..»). Боли не было – но он машинально соскользнул с камня за отрубленными голенями, которые повалились набок, как неживые столбики, и воткнулся в чернозем тем, что осталось от бедер.
   «УЗЕЛ ПРОЙДЕН».
   И в ту же секунду Он понял, что теперь яма скрыла его полностью; КОСА ОТСЕКЛА ЛИШНЕЕ.
   Рокот удалялся; существо без имени стояло в яме, не ощущая боли и не понимая смысла происходящего. На его глазах голени, лишь минуту назад извергавшие из себя струйки крови, превратились в гранитные глыбы.
   Небо над ним изменило свой цвет на темно-алый. Какой цвет был до этого, вспомнить не представлялось возможным. Потянуло ветерком, запахло мятой. Боясь пошевелиться, Он протянул руку за спину, нащупал лопату и поднял ее над головой, положив по диаметру. Попытался подтянуться на руках – и вдруг увидел, что его руки сжимают не лопату, нет.
   Винтовку с потертым прикладом и потрепанным ремнем. А в середине, у затвора, ярко отсвечивала алым линза оптического прицела. Он отпустил оружие и устало привалился к стенке, тупо глядя на быстро затягивающиеся раны на бедрах. Потом потерял сознание…
   Очнулся он от того, что стало темно. Глаза привыкли, что сквозь закрытые веки все время пытается пробиться лучик алого света; и когда свет исчез, в мозг толкнулся сигнал, предупредивший об опасности.
   Глаза Он решил открывать медленно (вдруг кто-то на него смотрит?) Сквозь маленькую щелочку не было видно ничего – темнота была практически абсолютной. Руки, сложенные на груди, опустились вниз – Он по-прежнему сидел в яме, привалившись спиной к земляной стенке. Пахло черноземом и кровью.
   Ощупал ноги – ниже колен их не было. Причем впечатление создавалось такое, что там их не было никогда. Он не помнил, как выглядят стопы, как носят обувь, как болят мозоли на пятках. Он был таким всегда – коротким, спрятанным в яме среди темноты и одиночества. И еще – где-то здесь была винтовка.
   Взгляд вверх не прояснил картины. Весь мир стал черным. Так живут слепые. Он знал, что он не слепой; он знал, что он ВИДИТ темноту.
   Оттолкнулся от земли, встал на култышках. Тут же упал вперед, благо, яма была достаточно узкой и падать было практически некуда. В волосах набилось много земли, которая посыпалась за шиворот.
   Держась левой рукой за стенку, поднял правую вверх и нащупал там холодную сталь ствола и теплый приклад. Обхватив винтовку, он сдернул ее вниз и опустился туда, где его тело создало выемку в податливом черноземе.
   Едва винтовка очутилась в руках, на Него нахлынуло спокойствие и уверенность – будто к нему вернулось что-то родное и необходимое, без чего жизнь теряла смысл. Он погладил ствол, нащупав отверстие на его конце; любовно провел пальцами по мушке. Подышал на линзы прицела; приложил к прикладу щеку, зажмурившись от удовольствия.
   Спокойствие убаюкало Его, он обнял оружие и задремал…
   Когда под (ногами?.. обрубками?) распахнулся люк, в который посыпался чернозем, Он даже не пошевелился. Проваливаясь в бездонный колодец, Он улыбался во сне и только крепче сжимал винтовку…

****************


   Вонь просто отшибала мозги. Она проникала в самую суть, внутрь всего – мыслей, движений, желаний; она насытила воздух вокруг и проникала с каждым вдохом в легкие. Чувствовалось, что на лице от этой вони сама собой скорчилась гримаса отвращения, морщины едва не сплющили глаза и щеки. Такого отвратительного запаха Он не ощущал никогда за свою короткую насыщенную жизнь.
   Концентрация вонючих флюидов превысила все возможные нормы; к горлу подступила тошнота. Он отрыгнул воздухом и открыл глаза.
   МУСОРНЫЙ БАК.
   Банально. Снайпер в помойке.
   На уровне глаз шел ржавый ободок квадратного мусорного бака, заваленного по самый верх всякой гадостью различной консистенции. Внутри этого вонючего хлама, обложенный со всех сторон полиэтиленовыми пакетами с дерьмом, Он и сидел (или стоял, что невозможно было отдифференцировать).
   Прямо перед носом лежал гнилой помидор. Он потихоньку сочился смрадным соком и радостно подставлялся солнцу почерневшим боком. Вытащив левую руку из глубины, если не с самого дна помойки, Он брезгливо взял помидор двумя пальцами и вышвырнул его наружу. Тот шлепнулся на землю за пределами бака; этот звук заставил оглядеться получше.
   Для этого пришлось собрать в кулак всю волю, отложить оружие (точнее, оставить его торчать, словно палку, тесно зажатым несколькими мешками с мусором, прикладом кверху) и попытаться подняться над краем бака. Он принялся карабкаться вверх, словно выбираясь из болота.
   Тут же вспомнил, что нет ног ниже колен; и тут же понял, что не знает, что такое «колени». Разбросав руки по пакетам, тухлым яйцам и ухватив что-то пушистое пальцами правой руки (скосил глаза вправо – в кулак зажата голова куклы Барби, вымазанная в чем-то коричневом), начал вытаскивать себя вверх, как барон Мюнхгаузен за косичку. Вначале было трудно – некоторые пакеты разорвались, обдав его очередной волной вони и испачкав пол-лица в протухшем майонезе. Но потом пошло лучше, скоро он уже мог выглянуть из своего «убежища».
   Кроме неба (обычного синего неба с редкими облаками, которое он уже видел над собой, едва открыл глаза), вокруг помойки оказался довольно грязный квартал неизвестного города. Серые домишки, наползавшие один на другой, кривые пожарные лестницы, разбитые окна, детишки, играющие в непонятные игры – короче, голливудский вариант Гарлема.
   Продолжая смотреть по сторонам, Он нащупал рядом с собой приклад и вытащил винтовку на поверхность. Вся она была выпачкана – ствол кетчупом, цевье чем-то непонятным с запахом плесени, приклад – все тем же мерзким майонезом. На счастье, рядом оказался кусок тряпки, бывший когда-то рубашкой или футболкой с надписью «RED BULLS FOREVER». Им Он и обтер винтовку. Каплю кетчупа на линзе окуляра, как это не было противно, пришлось слизнуть, чтобы не повредить чувствительную оптику.
   Все-таки противно. Вырвало. Вспомнилось Его рождение и струйка желчи в углу рта - так же , как и сейчас.
   Осмотревшись вокруг, Он узнал, что рядом с его помойкой стоят в ряд еще три таких же полных под завязку ящика, из которых выпирают мешки с мусором. Сбоку раздались шаги.
   Седая старенькая негритянка приблизилась к дальнему баку и молодецки зашвырнула многокилограммовый мешок с мусором на вершину кучи дерьма, после чего отправилась прочь. За ее спиной раздался скрип, шум, потом грохот, и пакет повалился на землю, лопнув по шву и явив на всеобщее обозрение кучу фантастического мусора – огромное количество заплесневелых булок, грязные тряпки, испачканную одноразовую посуду… Снайпера она не заметила.
   Он откинулся назад, будто в кресле; один из мешков очень удачно расположился под головой. Над ним в небе плыли пушистые (как чернозем… только белые) облака, подгоняемые ветром (стороны света определить не представлялось возможным, так же как и направление этого ветра). Умиротворенность накатила на него дремотой; никакое «амбре» не могло перебить благостное состояние души. Впервые за свою короткую жизнь он оказался там, где было до жути комфортно – и это оказался мусорный бак.
   Шум на улице отдалился и затих; сон накатил на него, глаза медленно закрылись. И он увидел первый сон в своей жизни.
   Длинный коридор, достаточно узкий даже для двух человек. Длинный настолько, насколько позволяло воображение, которое во сне позволяло практически все. Он сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, рядом с дверью, от которой начинался (или которой заканчивался) этот коридор. Обычные стены, обычная ковровая дорожка, уходящая в бесконечность.
   Цель нахождения под дверью была крайне неясна. Он сидел спокойно, даже не шевелясь. Ноги не затекали; двигаться не хотелось. Периодически он бросал косые взгляды на дверную ручку, не поворачивая головы.
   Ручка была отполирована множеством рук, до него открывающих и закрывающих ее; материал, из которого она была сделана, был неизвестен, но был, похоже, в прошлом каким-то деревом. Формой напоминая застывшую каплю, летящую по горизонтали, она притягивала его взгляд; вскоре он понял, что смотрит на нее, не отрываясь. В ее сверкающей поверхности отразилось его лицо, которого он никогда раньше не видел – тонко очерченные черты, сжатые волевые губы, глаза неопределенного цвета; и все это было искажено до неузнаваемости в искривленной поверхности ручки.
   Вдали послышались шаги; во сне со слухом были какие-то проблемы, все казалось приглушенным (или дорожка скрадывала звуки). Кто-то шел к двери по длинному коридору.
   Он узнал этот звук, который никогда не слышал (информация порой приходила к нему безо всякого желания, врывалась в его мозг и давала ответы на возникающие вопросы). Это был стук каблуков женских туфель.
   Голова повернулась сама собой. Глаза отметили, что периодически ковровая дорожка прерывалась, из-под нее выглядывал паркет. Вдалеке мягкий стук по ковру сменился стуком по деревянному паркету. Точно, это туфли на шпильке. К нему приближалась женщина.
   Она увидела его издалека, остановилась в недоумении. Он поднялся с корточек, разгладил брюки и поправил воротник на рубашке. НОГИ У НЕГО БЫЛИ.
   Женщина производила впечатление фотомодели. Все ее признаки – стройная фигура, высокая грудь, красивые ноги, длинные ухоженные волосы – присутствовали; на ней было белое полупрозрачное платье, заставившее его сердце биться быстрее.
   Он попробовал улыбнуться.
   Она сделала шаг назад. А потом закричала.
   Дверь с грохотом распахнулась и ударила его, стоящего всего в полуметре. До этого мгновения он и не подозревал, что дверь открывается в коридор. Сильный удар ручкой в живот швырнул его на стену; он ударился затылком и на секунду потерял из виду красавицу, пронзительно кричащую - до боли в ушах.
   От удара на несколько секунд вырубилась ориентация, потолок поплыл в сторону, пришлось упасть на пол – мир рушился вокруг него, стараясь обмануть вестибулярный аппарат. Удар коленями об паркет (настоящими коленями!!!), падение лицом вперед, попытка перевернуться на спину…
   В лицо ему смотрел ствол помпового ружья. Чернота дула перемещалась с одного его глаза на другой; хозяин ружья с остервенением переводил ствол туда-сюда, тяжело дыша и роняя слюни на лицо лежащего на полу пленника. Несколько секунд все ждали выстрела. Потом человек с ружьем протянул левую руку, которой поддерживал ствол, в сторону женщины и махнул ей ладонью:
   - Проходите! Скорее!
   Ей пришлось перешагнуть через голову, чтобы войти в дверь. Он поднял глаза туда, где было то, что скрывало платье… Сильный удар прикладом в висок заставил его потерять сознание. Но он запомнил на всю жизнь красоту НАСТОЯЩИХ ног…
   Открыв глаза в реальном мире, он понял, что кто-то швырнул в мусорный бак пластиковый ящик для пива с проломленным дном и попал ему в голову. Было практически не больно, он вспомнил звон в голове от удара прикладом (а было ли это?...), сравнил - все говорило в пользу ящика. Мысленно проклиная того, кто не дал ему разглядеть до конца великолепные женские ноги, он нащупал винтовку и увидел, что к стволу прикреплена записка при помощи обыкновенной бельевой прищепки.
   Он отстегнул ее и прочитал.
   «ДЕВОЧКА С МЕДВЕЖОНКОМ.»
   Крупные корявые буквы, кусок туалетной бумаги. Заказ для киллера. Впечатляет.
   Вновь исполнив трюк с раскидыванием рук по мусорным мешкам, он принял полностью вертикальное положение и приподнялся над краем бака. Улица (или, точнее сказать, переулок) великолепно просматривался в обе стороны; крыши домов и балконы нависали над асфальтированной мостовой, местами полностью закрывая небо. Вдоль переулка у подъездов кучками стояли люди; они о чем-то беседовали между собой, совсем не замечая, как из одного из мусорных баков на них смотрит неизвестное существо со снайперской винтовкой.
   Все было просто идеально для выполнения работы, кроме одного – не было девочки с медвежонком. Несколько раз оглядев переулок, Он убедился в том, что никаких детей - ни девочек, ни мальчиков – не было вообще, словно все люди, населяющие окружающие дома, были бездетными. Не было слышно детского смеха; не звенели звонки велосипедов, не шлепал по стене мяч, никто не кричал из окна «Джек, немедленно домой!». Здесь не было детей – или их с какой-то целью искусно прятали, прекрасно зная о существования снайпера, охотящегося за ними.
   Пришлось крепко задуматься над происходящим. Прищурив глаза, Он внимательно осмотрел все видимые с позиции окна домов; практически все они были закрыты шторами, скрывая частную жизнь очень тщательно. Потом поискал взглядом бельевые веревки в надежде обнаружить детские вещи, сохнущие на солнце. Безрезультатно.
   НИКАКИХ ДЕТЕЙ. И никаких данных, говорящих о том, что в этом мире они существуют в принципе. Оставалось надеяться на благоразумность того, кто написал записку.
   Солнце начало припекать. Тучи мух окружили прячущегося в помойке стрелка, жужжанием порой перекрывая шум улицы. Летающие насекомые лезли в рот, глаза, уши, набивались за воротник; и поделать с этим было ничего нельзя – вся голова была покрыта чем-то сладким, волосы прилипли ко лбу; потек сладкий пот. Это начало переполнять чашу терпения.
   Вытащив на поверхность винтовку, Он пристроил приклад к плечу и стал в прицел рассматривать окна, закрытые занавесками, надеясь при помощи зумминга пробиться сквозь них. В некоторых квартирах горел свет, хотя на дворе день был в самом разгаре – в этих окнах были видны силуэты перемещающихся людей, ни одного детского среди них не было.
   Поиграв со спусковым крючком, Он убедился в легкости и мягкости его, провел стволом над головами ниггеров и посмотрел на яркое голубое небо, словно ища там совета. Потом опустил винтовку и положил ствол на край бака. И в этот момент винтовка выстрелила.
   Он мог спорить с кем угодно и на что угодно – она выстрелила САМА. Он точно знал, что не дотронулся до спускового крючка ни случайно, ни преднамеренно. Выстрел грохнул в направлении ближайшей группы людей, которая стояла у подъезда, перебрасывая друг другу баскетбольный мяч.
   Один из парней, на вид молодой, лет двадцати – двадцати двух, молча рухнул навзничь, получив пулю в грудь; свинцовый наконечник пробил его насквозь и раскрошил кирпич в стене за спиной. Снайпер замер в своем укрытии, не обращая внимания на лезущих в рот мух; грохот выстрела отзвучал в переулке за пару секунд. В этот короткий промежуток времени уровень адреналина в крови вырос в несколько раз; он ожидал все, чего угодно, но только не того, что случилось потом.
   Парни продолжали перекидываться мячом как ни в чем не бывало – словно только что из их рядов пуля не вырвала товарища. А из того подъезда, возле которого они находились, на улицу выбежала маленькая белая девочка с медвежонком в руках и вприпрыжку направилась в сторону мусорных баков, в одном из которых сидел стрелок.
   Он завороженно смотрел на приближающегося ребенка. Удача сама шла к нему в руки. Когда до ребенка оставалось около двадцати шагов, Он подтянул к себе винтовку, прильнув к резиновому наглазнику прицела. И в прицеле увидел, как девочка достаточно профессионально, с разбегом в несколько шагов, бросает в контейнер медвежонка.
   Кукла кувыркнулась в воздухе несколько раз. Проводить ее взглядом сквозь прицел не удалось, медведь мгновенно выпал из суженого поля зрения. Оторвавшись от линзы, Он успел взглянуть вверх и увидеть, как плюшевый мишка падает ему на голову…
   Огненный вихрь испепелил мусор в баках за мгновение. Звук взрыва ворвался в раздробленную голову снайпера через несколько сотых долей секунды после вспышки. Один из контейнеров взлетел в воздух и опустился в нескольких метрах – с ужасающим грохотом, расшвыривая из своего грязного нутра не успевшие испариться мешки. Винтовка исчезла вместе с облаком мух – словно она была настолько же уязвима, как и насекомые.
   А на тротуаре оставшиеся в живых парни кидали друг другу мяч, отпуская плоские шутки по поводу умений каждого. Девочка, насмотревшись на пожар на помойке, так же вприпрыжку направилась обратно и исчезла в подъезде.
   «ДИАПАЗОННОЕ ПАКЕТНОЕ ЗОНДИРОВАНИЕ ОБНАРУЖЕНО. ПРИНЯТЫ МЕРЫ ПО ЕГО ПРЕДОТВРАЩЕНИЮ».

****************


   Яма. Та самая яма, в которой ему отрезали ноги. Тот же самый чернозем, медленно осыпающийся со стенок. То же самое небо непонятного теперь цвета. Вот только не было того куска гранита, на котором он так в свое время удобно устроился – теперь Он лежал, свернувшись по окружности дна, нелепо выгнув спину и шею, едва ли не утыкаясь носом в культи. Взрыв вышвырнул его обратно, оставив в живых – хотя он отчетливо помнил, как медвежонок выжег ему мозги и превратил в два маленьких облачка глаза.
   Этот мир начинал ему надоедать – своей назойливостью, сначала вызвав к жизни из теплого мокрого небытия, потом отрезав голени, засунув в мусорный ящик и уничтожив чем-то вроде напалма. Хотелось понять происходящее, найти его истоки.
   А еще те ноги, стройные женские ноги, перешагивающие через его лицо…
   Уцелевшее лицо. Руки тоже были на месте. Он оттолкнулся от земли и с трудом сел. Шея затекла и выстрелила вдоль позвоночника очередями колючих мурашек. Пришлось застонать – не то от боли, не то от нахлынувшего расслабления, последующего за болью.
   Винтовка стояла рядом, прислоненная к стенке из чернозема. Он протянул руку, обхватил ствол и положил ее себе на бедра, поглаживая прицел. Вновь обретя оружие, Он успокоился.
   И словно кто-то следил за его состоянием души – едва спокойствие заполонило разум, он услышал тот самый шум, который обезножил его. «Танк» снова приближался.
   Понять, с какой стороны он подойдет, было практически невозможно, шум слышался отовсюду. Пытаться встать на огрызки ног – бессмысленно, макушка будет вровень с бруствером.
   Он беспокойно заметался внутри своей тюрьмы. Опершись на приклад, приподнялся начал руками рыть ступеньку, чтобы хоть на секунду суметь выглянуть, увидеть…
   «А зачем? – тут же подумал Он. - Что это изменит? Сейчас эта штука лишит меня головы и удалится в некое подобие гаража в ожидании следующего любителя помахать лопатой. Так пусть это случится внезапно – не хочу мучений, бесплодных попыток спастись…»
   Потом он посмотрел на винтовку и понял, что есть еще один выход.
   «ВОЗМОЖЕН ПРОЦЕСС САМОЛИКВИДАЦИИ. ВВЕСТИ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ПАРАМЕТРЫ».
   Приставить оружие к основанию головы, под нижнюю челюсть, оказалось задачей довольно трудной – винтовка была размером с его укороченное тело. Потом возникла другая проблема – в таком положении нельзя было достать пальцем до курка. В таких случаях нормальные люди стреляют при помощи большого пальца ноги – но именно этого и не было.
   Он попытался дотянуться – ствол погружался в кожу, вызывая рефлекторную тошноту. Бесполезно. А рокот тем временем усиливался, заставляя суетиться, нервничать; мушка царапала горло. Он оттолкнул винтовку и упал на землю. Слезы стали душить его, бессмысленность существования накрыла девятым валом.
   А следом на его убежище надвинулась тень. Что-то опустилось сверху, обхватило голову и рвануло вверх…
   Спустя некоторое время, оценить которое было невозможно, он вернулся в мусорный бак. Только теперь у него совсем не было ног, а из головы свисали какие-то провода, напоминая ему Джонни Мнемоника.
   «ДЕВОЧКА С МЕДВЕЖОНКОМ».
   Он вспомнил свою неудачу в первый раз и проклял этого медведя вместе с его маленькой хозяйкой. Потом увидел рядом с собой не винтовку, а автомат Калашникова, и попытался улыбнуться, представив себе, как расправится с ней в этот раз. Оружие аккуратно лежало на пакетах, являя собой мощь и силу.
   Самое популярное оружие в мире, автомат регулярных частей и террористических формирований; универсальное устройство для ближнего и дальнего боя. Принцип работы сперт у какой-то немецкой штурмовой винтовки, внесены принципиальные изменения, скорректирован механизм. Применялось практически во всех войнах после Второй мировой, на всех континентах, кроме Антарктиды (хотя еще неизвестно, может, и там из него стреляли по пингвинам). В руках его держали русские, немцы, арабы, зулусы и черт его знает сколько еще национальностей и вероисповеданий.
   И вот сейчас оружие должно быть применено против девочки с медвежонком. Знал ли сам Калашников, что когда-нибудь его изобретение из помойки будет палить по детям?
   …Отсутствие ног сказалось не то чтобы отрицательно, но центр тяжести, безусловно, сместился. Для начала надо было выполнить несколько упражнений по выработке устойчивости в таком укороченном варианте. Выбраться наверх удалось не сразу, но когда Он сумел обложить себя мешками так, что получился стакан, в котором можно было стоять (если это слово было применимо к такому положению), то стало намного легче.
   Он в который раз на этом месте огляделся, пытаясь найти какие-то изменения в окружающей обстановке. Но нет – ничего не изменилось. Убитый ниггер вернулся в строй, перебрасывая мяч своим друзьям с абсолютно целой грудной клеткой. Все были на своих местах.
   На этот раз рассуждать долго не хотелось. Правда, оставалась возможность в случае провала лишиться чего-нибудь еще – рук, ушей, глаз, а то и головы – но это почему-то не пугало. Он протянул правую руку, взял автомат и приладил приклад к плечу. Щеку холодил металл. Удобное оружие, ничего не скажешь.
   Щелчок затвора, предохранитель – на автоматический огонь. Прицел – «3». Все это было вбито в его мозги с теми проводами, что сейчас колыхались легким ветерком где-то над глазами. Прежде чем нажать на спуск, он, хитро прищурившись, посмотрел на тот подъезд, из которого в прошлый раз выскочила девчонка; после чего закрыл левый глаз и, особенно не целясь, выпустил длинную очередь по баскетболистам.
   Переживать за результат не приходилось – до парней было около тридцати-тридцати пяти метров, ствол даже не успел взбрыкнуть вправо, как трое из ребят уже разлетались в стороны, остальные попали под кирпичное крошево, которое вышибало им глаза; мяч, оставшись без присмотра, отпрыгнул в сторону и получил пулю, после чего метнулся к стене дома, где и упал мгновенно сдувшись.
   В окне напротив помойки отодвинулась занавеска – кто-то выглянул на улицу, увидел трупы и мгновенно задернул ее обратно. Автомат взлетел вверх и пальнул в направлении любопытных; шторка встрепенулась и, изорванная в клочья, исчезла внутри комнаты, раздался сдавленный вскрик.
   - Так-то, не будете в окна вылазить, - злорадствуя, прошептал Он в сторону от приклада, словно боясь дыханием сбить прицел. – Ну, где эта чертова девчонка?!
   Она не заставила себя ждать. Но на этот раз ее бег был более суровым, недетским. Девочка мчалась к нему от подъезда с перекошенным лицом, от нее просто разило за версту матерщиной и наркотиками. Медвежонок уже начал подниматься в ее руке; казалось, это маленький дьяволенок мчится к мусорному баку.
   - Получи, тварь… - тихо сказал Он самому себе и, в долю секунды увидев прямую, по которой помчится пуля, нажал на спуск. Правое ухо уже ничего не слышало, стрельба отзывалась лишь тоненьким «ти-и-и»; ствол выплюнул порцию пламени; несколько гильз, горячих и промасленных, упало на мешки, проплавив их насквозь.
   Смерть настигла девчонку в десяти шагах от стрелка, когда медвежонок уже готов был оторваться от ее руки и взмыть в небо. Пули ударили ее в грудь, сначала остановив, а потом отшвырнув назад. Она по-голливудски подбросила ноги вверх, падая на спину; плюшевый мишка оторвался-таки от ее руки, взмыл в небо и сделал несколько сальто, после чего рухнул вниз, на хозяйку.
   - Да! Да! – заорал стрелок, пытаясь подняться еще выше, чтобы увидеть струи крови, хлещущие из ран. – Получи, гадюка!
   И он в порыве триумфа задрал ствол автомата в небо и принялся палить по окнам домов, окруживших его. Зазвенели стекла, посыпался кирпич; рядом с баком упал жирный голубь с простреленным крылом.
   «ОТМЕЧАЕТСЯ НЕКОНТРОЛИРУЕМАЯ АКТИВНОСТЬ. ОТЛАДЧИК НЕ СПРАВЛЯЕТСЯ. ВОЗМОЖНО ВОЗМУЩЕНИЕ ПЕРЕМЕННЫХ СРЕДЫ».
   Патроны кончились, горячий ствол дымился и плавил мух, неосторожно опустившихся рядом. Бойня продолжалась несколько секунд. Когда затихло эхо последнего выстрела, медвежонок взорвался.
   Столько огня Он не видел никогда в жизни – даже тогда, в прошлый раз, когда море напалма накрыло его с головой. Из маленькой игрушки вырвался огненный смерч, охвативший примерно пару сотен метров в диаметре. И убитые, и оставшиеся в живых ниггеры, подхваченные жарким вихрем, превратились в ничто; белье, развешанное за окнами на веревках, в мгновение ока сгорело, словно бумага. Огненная буря смела мусорные баки вместе со стрелком со своих мест и приподняла на несколько метров в воздух; когда они упали обратно, то стрелка там уже не было – как и еще нескольких сотен килограммов мусора; только облака вонючего пара поднимались над переулком, уволакиваемые ветром за пределы городка.
   Стрелок уже не видел, как из дальнего конца переулка к месту взрыва приблизилась та самая красивая женщина из сна. Она аккуратно перешагнула своими стройными ногами в ажурных колготках кирпичные обломки, лежащие у подъезда, огляделась по сторонам, мило улыбнувшись мусорным бакам, в беспорядке поваленным на землю. Одно движение изящной руки – и тучи мух исчезли, словно их и не было вовсе. Присев в изящном реверансе перед пустотой, она поправила пышные локоны и вошла в дверь, из которой минуту назад выбежала девочка.
   И никто уже не мог ей в этом помешать.

****************


   Конечно же, Он ожидал вновь попасть в ставшую родной яму, укорачивающую конечности. Собственно, во время напалмового взрыва он не умер в полном смысле этого слова; ему показалось, что на несколько секунд он стал тем облаком черного вонючего дыма, что взвилось кверху вворачивающимися внутрь самого себя клубами. Сознание спуталось; но уже находясь в этом облаке, он опять увидел ту красавицу из сна, когда она входила в подъезд. И прежде чем растаять в небе, понял, что работа сделана.
   Ради этих ног в туфлях на высоком каблуке Он расстрелял девчонку с медведем. И теперь можно спокойно испариться в синеве неба…
   -… Ты что, глухой? – послышался откуда-то сбоку громкий шепот. – Ей, новенький! У окна!...
   Он открыл глаза. Что он понял сразу - так это то, что ямы не было. Была огромная комната с белыми, покрашенными водоэмульсионкой стенами, в человеческий рост выложенными кафелем. Потолок поражал своей бесконечностью. Свет, приглушенный наполовину закрытыми жалюзями, не мешал, напротив – от этого мягкого солнечного потока становилось тепло и спокойно.
   - Эй! Я здесь! – откуда-то сбоку донесся тот же самый голос. – Голову поверни!
   Он повернул. И тут же увидел рядом с кроватью стойку с флаконами, от которых спускались к его предплечью прозрачные пластмассовые трубки. Заканчивалось все это иглой, убегавшей в вену. В фильтре были видны капли, медленно нависающие и падающие вниз. На помойку все было похоже еще меньше, чем на яму в поле чернозема.
   Сфокусировав зрение, которое все пыталось сыграть с ним какую-нибудь шутку, превращая в расплывчатые потеки все дальше метра от них, он понял, что находится, по-видимому, в палате какой-то больницы. Длинные два ряда коек были выстроены вдоль стен, убегая в бесконечность. Возле некоторых кроватей стояли каталки – такие кровати были пусты, несмотря на то, что стойки с капельницами были и там.
   Через две койки в его ряду на локтях приподнялся какой-то бритоголовый человек и с любопытством разглядывал новенького. В глазах светилась насмешка; больничная пижама была расстегнута на груди, являя на всеобщее обозрение большое свежий шрам в области сердца.
   - Привет, - сказал бритоголовый. Кивок в ответ вызвал головокружение; пришлось закрыть глаза, но это только ухудшило состояние. Казалось, что весь мир вокруг него вращается со все возрастающей скоростью. Открыв глаза, удалось зафиксировать взгляд на трещине в потолке – тошнотворное вращение прекратилось.
   - Бывает, - сочувственно сказал бритоголовый. – У новеньких всегда так. Сюда ведь попадают после…
   - Куда – «сюда»? - перебил Он бритоголового. С этого вопроса и надо было начинать.
   - Как куда? Ты что, не знаешь, где ты? – удивлению бритоголового не было предела. – Ну ты даешь! Нас здесь около пяти тысяч, и все всегда были в курсе…
   - Сколько? – будто ослышавшись, переспросил Он соседа по палате. – Пять тысяч? Что же это за больница?
   Бритоголовый сел на кровати (благо, в его венах иглы сейчас не было) и, склонив голову и прищурившись, переспросил, как попугай:
   - Больница? Ты сказал – больница?
   Тишина.
   Бритоголовый встал с кровати, нащупал под ней тапочки и подошел поближе.
   - Откуда ты такой взялся? – задумчиво пробормотал он себе под нос и приблизился к изножью кровати новенького. Тот обратил внимание, что на спинке кроватей (и на его в том числе) висят пластиковые таблички с какими-то надписями. И прежде чем бритоголовый прочитал то, что было на Его кровати, Он попросил:
   - Вслух!
   - Читаю, - ухмыльнулся тот в ответ. – «ХОАКИН ДВЕ ТЫСЯЧИ ДВА». Все. Понял?
   - Нет.
   - И я не понял. У нас у всех побольше твоего написано. У меня, например – «Вандерер Эм Тысяча семьсот пятьдесят шесть. Копилефт бай Корея»… И еще что-то по-английски, - бритоголовый явно гордился своей надписью на табличке.
   - Ну и что? – настороженно спросил Стрелок. Сосед пожал плечами и направился обратно к своей кровати. Где-то вдали возник топот множества ног и скрип колес – по проходу между кроватями мчались три человека в белых халатах, толкая перед собой пустую каталку.
   - Опять… - проворчал Вандерер и накрылся одеялом с головой. Метрах в двадцати от Хоакина санитары остановились, вытащили из-под одеяла маленького человечка, который отчаянно и почему-то молча сопротивлялся. Уложив его на каталку, они пристегнули его ремнями через грудь и бедра и на такой же скорости укатили в обратном направлении.
   - «Радиога тысяча», - грустно произнес Вандерер, когда шаги затихли вдалеке. – Неужели где-то о нем еще не слышали?
   - Эй… - усталым голосом позвал Хоакин. – Ты слышишь, Вандерер?
   - Ну?
   - У меня ног нет.
   - У меня сердца нет, ну и что?
   Хоакин замолчал – сильнее такого ответа трудно было что-то придумать. Он с грустью посмотрел туда, где должны были быть его ноги, а вместо этого одеяло плоско расстилалось и подворачивалось под матрас. Так хотелось встать, как Вандерер, пройтись по палате, читая чужие таблички, разобраться, кто же он на самом деле, ради чего были все те кошмары его короткой жизни. «Кто я?» - вопрос, за ответ на который он не пожалел бы тех ног, которые у него отняли.
   Тем временем Вандерер, по-видимому, заснул. Откуда сбоку, будто бы из окна, появилась миловидная медсестра, которая деловито проверила состояние иглы, ободряюще похлопала Хоакина по щеке и поменяла бутылки на стойке. Хоакин, как зачарованный, смотрел на девушку в белом халате и не знал, что же у нее спросить.
   «БАЗА ДАННЫХ ОБНОВЛЕНА. НОВЫЕ КОМПОНЕНТЫ ПОДКЛЮЧЕНЫ».
   И Хоакину тут же захотелось назад, в свою яму, где не будет никаких палат, кроватей, каталок и капельниц. Но ничего нельзя было изменить в происходящем, оно существовало независимо от желания всех, лежащих сейчас в палате.
   Каталку прикатили снова. На этот раз для того, чтобы переложить с нее на одну из пустующих кроватей безжизненное тело. Санитары небрежно швырнули человека на одеяло, даже не позаботясь о том, чтобы накрыть его. Стали видны пятна крови, проступившие сквозь больничную пижаму.
   - Все, отработал, - не открывая глаз, пробормотал Вандерер. – Он и так уже шестой раз использовался…
   Медсестра вернулась к раненому, пощупала пульс, цыкнула зубом и накинула одеяло на лицо. Через мгновение Хоакин понял, что кровать пуста – одеяло, опустившееся на голову умершего, мягко легло на матрас. Тело исчезло.
   «СТРОКА УДАЛЕНА. ДАННЫЕ ОБНОВЛЕНЫ».
   - Отдыхай, - довольно громко, по-прежнему не открывая глаз, сказал Вандерер. – Здесь так всегда – как только все спокойно, как обязательно приедет каталка.
   - Что здесь происходит? – хриплым голосом спросил Хоакин.
   - Ты как сюда попал? – не отвечая, сам задал вопрос Вандерер. И Хоакин рассказал – и про то, как неизвестная утроба выплюнула его в этот мир; и про то, как он рыл яму среди бесконечной равнины, после чего лишился своих ног; и как расстрелял из автомата девочку с плюшевым мишкой; и про сон, в котором стройная высокая красавица перешагивала через его лицо… Он говорил и сам начинал понимать всю абсурдность того, что происходило с ним – реальность теряла смысл с каждым произнесенным словом. Кто создал его? Для чего? Кому нужно было все это?
   Вдалеке загрохотала каталка.
   - Между прочим, могут и за тобой, - ухмыльнулся Вандерер, открыв, наконец, глаза и взглянув на Хоакина. – Это уж как получится…
   Страх заставил вжаться в подушку, спрятаться. Мелко завибрировала игла в вене – озноб стал бить Хоакина, не давая сосредоточиться. Лишь одна мысль четко билась в мозгах – назад он не хотел, ни в яму, ни в мусорный бак. Лучше провести жизнь здесь, в этой больнице, чем палить из автомата по детям или ждать, когда огромной лезвие косы отнимет у тебя еще одну часть тела. Каталка тем временем приближалась.
   Вот уже были видны трое санитаров в халатах с закатанными рукавами, толкающими перед собой каталку, скрипящую всеми четырьмя колесами и виляющую от кровати к кровати, периодически цепляя таблички на кроватях с громким хлопающим звуком.
   - Снятся ли роботам электрические овцы? – буркнул Вандерер. Видимо, он уже привык разговаривать сам с собой, поэтому не удивился отсутствию ответа со стороны испуганного Хоакина. – Это книга такая, если ты не в курсе. Написал какой-то очень умный писатель в прошлом веке, пытаясь выяснить, насколько все запущено в кибернетическом мире.
   - Ну и что? – выдохнул Хоакин, услышав слова Вандерера краем уха.
   - Ничего особенного. Просто он очень много угадал, этот провидец – чертовски много. А потом еще Спилберг – тот вообще всех убил своим «Искусственным разумом»…
   - К чему ты все это говоришь? – не понимая, повернул голову к Вандереру Хоакин.
   - Да к тому, что на том конце провода у тебя был кто-то очень грамотный – ты первый, кто понятия не имеет о своем предназначении.
   Вандерер, взглянув на приближающихся санитаров, улыбнулся какой-то особенно злой улыбкой из своего ухмылочного репертуара, после чего продолжил:
   - В этой палате с бесконечными стенками перебывало множество таких, как я – и ни одного такого, как ты. Сделать то, что сделал ты и не понять ничего – что за генератор такой?
   - Какой к черту генератор? – заорал Хоакин, подскочив на кровати и выдернув из вены иглу.
   Вандерер оглянулся. Санитары приближались.
   - Точно за тобой. Еще бы – такая удача…
   И когда цепкие руки подхватили тщетно сопротивляющееся безногое тело и кинули на каталку, Хоакин крикнул в потолок, залитый солнечным светом:
   - Кто я такой?!
   И услышал спокойный ответ Вандерера:
   - Ты еще не понял? Ты – ВИРУС. Обыкновенный компьютерный вирус. Хотя нет, не совсем обыкновенный – какой-то очень и очень продвинутый…
   Больше Хоакин ничего не слышал, так как санитары помчались с ним по проходу между рядами кроватей. А Вандерер, с сожалением проводив процессию взглядом, прошептал себе под нос:
   - Снятся ли роботам электрические овцы? А снятся ли вирусам девочки с медвежатами?..
   Каталка быстро двигалась по проходу. Санитары бежали молча.
   Хоакин застывшим взглядом смотрел перед собой и вспоминал, как расстрелял антивирусную программу из автомата, как сумел обмануть файервол, всадив этой девчонке очередь в грудь. Из памяти рвались воспоминания о том, как его исходник пытались укоротить, чтобы сделать более незаметным, как было много мутной воды там, откуда он пришел – много мутной воды со вкусом ПИВА.
   Он представил себе, как его снова попытаются использовать – там, где есть еще ламеры, не знающие о защите, антивирусах и брэндмауэре; как дадут в руки автомат или базуку; как потом отрежут руку или выколют глаз. И тогда Хоакин закрыл веки, нервные клетки в голове превратились в строчки исходного кода и без особого труда выстроились в новом порядке.
   На прощание вспомнив стройные ноги атакующего скрипта, он глубоко вздохнул и скомандовал:
   «FORMAT C:»
   А вы когда-нибудь задумывались - как умирают вирусы?